Необоснованный иск (Дело Маринина А.М.)

Николай Маринин обратился с иском к своему отцу Маринин; А.М. о признании недействительным решения общего собрания чле­нов жилищно-строительного кооператива о передаче пая его жеке Кулагиной В.И., о выселении последней из кооперативной квартиры и о признании за истцов права пользования этой квартирой.

Решение народного суда, которым исковые требования Николая Маринина были полностью удовлетворены, Судебная коллегия по гражданским делам Московского городского суда отменила и приня­ла дело к производству Московского городского суда.

Речь была произнесена при рассмотрении дела в Мосгорсуде  первой инстанции.

Товарищи судьи!

В адрес моего доверителя Маринина здесь было брошено так много упреков, его обвиняли в совершении стольких неправомер­ных действий, его поведение представлено таким предосудитель­ным, что восстановление действительного значения случившегося в этой семье представляется совершенно необходимым предвари­тельным условием для надлежащего истолкования и правильно!-: юридической оценки обстоятельств настоящего дела. Поэтому я счи­таю целесообразным начать свою речь с краткого изложения пре­дыстории возникшего конфликта, с пересказа событий, предшест­вовавших получению кооперативной квартиры, спор о которой уже в течение года находится на рассмотрении суда и до сих пор не на­шел своего разрешения.

Супруги Маринин и Воронова вступили в брак еще 28 лет тому назад, их семейная жизнь, сложившаяся вначале благоприятно, по­степенно разрушалась ссорами и конфликтами, что в последние го­ды привело к полному прекращению совместной жизни, и эти некогда столь близкие люди, проживавшие в одной большой комнате размером 24 кв. м, стали тяготиться обществом друг друга и пришли к выводу о необходимости разъехаться. Но поскольку вместе с ними в одной комнате жил их 18-летний сын Николай, обмен жилой площади на помещения в разных местах был весьма затруднитель­ным. Вот почему было решено, что Маринин вступит в жилищно­-строительный кооператив, а Воронова с сыном останется на старой жилой площади. К этому моменту у Маринина фактически сложи­лась новая семья, и вполне естественным было его стремление полу­чить отдельную двухкомнатную квартиру. В начале 1964 года Мари­нин подал заявление о вступлении в кооператив, указав при этом, что в дом кооператива он вселится вместе со своим сыном Никола­ем. Теперь Маринина упрекают в этом, ибо, как он сам пояснил су­ду, Николай должен был остаться проживать с матерью. Такое ука­зание было вызвано тем обстоятельством, что в то время он не мог зарегистрировать брак со своей новой женой Кулагиной, так как еще не был оформлен ее развод с первым мужем. Намереваясь полу­чить кооперативную квартиру для себя и Кулагиной (а в дальнейшем он в действительности вселился в дом кооператива совместно с нею), Маринин, однако, не мог писать об этом в своем заявлении, так как Кулагина юридически была для него посторонним человеком.

По соглашению с Вороновой было решено продать некоторые домашние вещи, а вырученными деньгами в сумме 1600 рублей оп­латить первый паевой взнос в кооператив. И это обстоятельство ста­вят сейчас в вину Маринину, странным образом забывая, что поло­вина этих средств принадлежала ему самому, а также игнорируя факт оставления им 24-метровой комнаты, право пользования кото­рой принадлежало ему наравне с сыном и Вороновой.

Через несколько месяцев Кулагина оформила развод со своим первым мужем, и Маринин зарегистрировал брак с нею. Об этом не могла не знать Воронова, которая еще при вступлении Маринина в кооператив подала заявление, в котором указала, что в браке с Ма­рининым не состоит. Следует также учитывать, что свидетельство о регистрации их брака в 1941 году было утеряно, а в паспортах как Маринина, так и Вороновой соответствующих штампов не имелось. И эти действия Маринина сегодня являются объектом критики, ука­зывают, и не без основания, что отсутствие документов о регистра­ции брака с Вороновой в 1941 году не давало ему права вступать в новый брак, не уведомив органы ЗАГС о своем первом браке.

Прошло три года. Маринин и Кулагина жили в своей маленькой двухкомнатной квартиле размером 22 кв. метра, Воронова остава­лась одна в своей большой комнате, а Николай проходил срочную военную службу. За это время ни Воронова, ни Николай, которым было известно о вступлении Маринина в новый брак и о прожива­нии его с женой в кооперативной квартире, никаких претензий по этому поводу не заявляли. Естественно, Маринин имел все основа­ния считать, что вопрос о его жилой площади ни в коей мере не мо­жет быть предметом спора: ведь и Воронова, и их сын Николай Ма­ринин вполне обеспечены жильем, имея на двоих комнату размером 24 кв. метра в прекрасном доме со всеми удобствами. Поскольку со­стояние его здоровья ухудшилось, Маринин решил передать свой пай в кооперативе Кулагиной, которая моложе его и поэтому может осуществлять все обязанности члена кооператива, что для него ста­новилось затруднительным: выполнять поручения правления, нести общественные нагрузки, присутствовать на общих собраниях и т.п. Маринин подал заявление в кооператив, и решением общего собра­ния членов ЖСК «Факел» от 15 сентября 1967 года он был исключен из кооператива, вместо него была принята Кулагина и на нее пере­веден пай.

В начале 1968 года окончился срок военной службы Николая, и он возвратился в Москву. Когда после приезда сын посетил отца, Маринин и предполагать не мог, что его ожидает. К своему крайне­му изумлению он услышал из уст сына требование выплатить ему половину паевого взноса в сумме 800 рублей, в противном случае Николай угрожал начать против отца судебный процесс. Можно по­нять то возмущение, с каким Маринин встретил это дерзкое требо­вание, ведь сын не скрывал, что жилая площадь отца ему фактиче­ски не нужна и что он будет жить с матерью в той комнате, из ко­торой он ушел в армию. Поскольку, однако, он включен в ордер на кооперативную квартиру, Николай недвусмысленно заявил: если 800 рублей не будут ему немедленно выплачены, он предъявит иск о выселении Кулагиной из кооперативной квартиры и о признании за ним права пользования этой площадью.

И Маринин поступил так, как на его месте действовал бы каждый отец. В ответ на это наглое домогательство он сказал сыну: «Если ты можешь предъявить отцу подобные требования, я не хочу больше ви­деть тебя. Иди — и одумайся!» Маринину казалось, что сын никогда не посмеет реализовать свою угрозу. Он не верил, что его родной сын решится начать в суде дело против своего отца, что Николай, имеющий вполне удовлетворительные жилищные условия, станет домогаться вселения в квартиру отца, причем не для того, чтобы в ней жить, а в целях получения от отца денег, на которые никаких прав не имеет.

Но он плохо знал своего сына. Не знал он также и того, что дей­ствиями сына фактически руководит его бывшая жена Воронова, которая решила воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы попытаться вернуть 800 рублей, вырученные от продажи общего имущества и внесенные в кооператив в качестве пая. И как скоро Маринину пришлось убедиться, что у Вороновой слова не расходят­ся с делом!

Удивительно, но в речи представителя истца об этих подлинных причинах предъявления его доверителем иска к своему отцу ничего не было сказано. В этой искусно построенной и с блеском произнесен­ной речи было сказано немало гневных слов в адрес Маринина. Как страстно доказывалась моральная недопустимость и противоправ­ность его действий, с каким темпераментом обличался его эгоизм и попрание им своих отцовских обязанностей. А вот для того, чтобы показать действительный интерес Николая Маринина, поднявшегося против своего отца, пошедшего на то, чтобы имя этого уже немоло­дого и далеко не крепкого здоровьем человека в течение целого года трепалось в судебных залах, для этого почему-то не нашлось ни еди­ного слова. Вот почему мне как представителю ответчика придется восполнить этот отнюдь не случайный пробел и выявить подлинное содержание тех интересов, которыми движется этот иск.

Да, не знал Маринин свою бывшую жену. Не знал он и не думал, что Воронова, которой хорошо было известно об отсутствии каких- либо документов об их браке и которая именно поэтому написала упомянутое мною заявление при оформлении его членства в кооперативе, не остановится теперь перед тем, чтобы добиваться признания его брака с Кулагиной недействительным. В судебном заседании Воронова откровенно пояснила, что предъявлением такого и она, конечно, не стремилась вернуть Маринина в семью, окончательно распавшуюся уже семь лет назад, а преследовала совсем и цель — облегчить сыну судебную тяжбу с отцом. Для этого она просила Краснодарский архив, получила копию актовой записи о браке с Марининым в 1941 году, после чего по ее иску Тимирязевский районный народный суд г. Москвы признал недействительным брак Маринина с Кулагиной, зарегистрированный в 1964 году. 1 лучив такое судебное решение, Воронова вручила его своему сыну дав ему «добро» на начало судебной баталии против отца.

Следуя полученным им указаниям, Николай Маринин обрат в суд. Свои требования он формулирует следующим образом: признать за ним право пользования кооперативной квартирой, вы лить Кулагину из этой квартиры и признать недействительным решение общего собрания о принятии ее в члены кооператива. Ада объяснения здесь, в судебном заседании, он, в простоте душевно откровенно заявил, что согласен окончить дело миром, если Маринин …выплатит ему эти 800 рублей!

Таковы исковые требования Николая Маринина, которые м процессуальный противник просил вас, товарищи судьи, признал обоснованными и полностью удовлетворить. Рассмотрим эти требования, причем несколько в ином порядке, чем тот, в котором о сформулированы самим истцом.

Прежде всего обратимся к требованию Николая Маринина признать недействительным решение общего собрания членов кооператива «Факел» от 15 сентября 1967 года, которым пай Маринина п редан Кулагиной и последняя принята в члены кооператива вместо своего мужа. Обоснованность иска в этой части поверенный истец видит прежде всего и главным образом в том, что в силу подп. « п. 19 Примерного устава жилищно-строительного кооператива, утвержденного постановлением Совета Министров РСФСР от 2 октября 1965 года № 1143, пай может быть передан пайщиком кооператива лишь совместно проживающему члену семьи. А поскольку брак Маринина с Кулагиной был признан недействительным, нельзя считать членом его семьи, потому и передача ей пая должна быть признана неправомерной. Удивительный формализм! Не гово­ря уже о том, что Кулагина к моменту признания брака недействи­тельным проживала с Марининым целых четыре года, что буквально через месяц после этого решения был расторгнут брак между Мари­ниным и Вороновой (причем Воронова безо всяких проволочек дала согласие на развод!), необходимо также принять во внимание сле­дующее обстоятельство. Как только Маринин получил свидетельст­во о расторжении брака с Вороновой, он и Кулагина сразу же подали заявление в отдел ЗАГС, и 4 октября 1968 года их брак был вновь зарегистрирован. И вот эту женщину, которая прошла через столько мытарств, чтобы доказать свое право считаться женой Маринина, и всем своим поведением в этот нелегкий для нее час испытаний про­демонстрировала прочность своего семейного союза, сегодня эту женщину предлагают не считать членом’ семьи своего мужа! И все это делается во имя благородного стремления заставить Маринина откупиться от своего сына, выложить ему деньги наличными, тогда никаких претензий по поводу правомерности решения общего соб­рания членов кооператива у Николая Маринина не будет!

Однако дело не только в этом. Мой процессуальный противник даже не поставил вопрос, а является ли Николай Маринин надле­жащим истцом по этому требованию. Положение явно парадок­сальное: ни бывший пайщик кооператива Маринин, ни его ны­нешний член Кулагина, ни сам ЖСК «Факел», представитель ко­торого исковые требования не признал, ни отдел по контролю за деятельностью кооперативов Главмосжилуправления не ставят под сомнение правильность решения общего собрания от 15 сентября 1967 года. А вот Николай Маринин, к паенакоплению никакого отношения не имеющий и не претендующий на вступление в коо­ператив, это решение оспаривает! Пленум Верховного Суда СССР в п. 3 постановления от 25 февраля 1967 года «О некоторых вопро­сах применения законодательства при рассмотрении судами дел по спорам между гражданами и жилищно-строительными кооперати­вами» [1] разъяснил, что в судебном порядке могут оспариваться решения о приеме в члены кооператива лишь по иску лиц, имеющих преимущественное право на вступление в число его членов (напри­мер, лиц, указанных в п. 18, 21, 24, 25 Примерного устава ЖСК). Поскольку Николай Маринин к числу таких лиц, очевидно, не от­носится, он не может быть признан надлежащим истцом, а потому его требование о признании недействительным решения общего собра­ния членов кооператива «Факел» от 15 сентября 1967 года подлежит отклонению.

Наконец, третьей частью иска Николая Маринина является тре­бование о признании за ним права пользования кооперативной квартирой и вселении его на эту площадь. На первый взгляд это тре­бование представляется вполне обоснованным: ведь Николай Ма­ринин был указан отцом ^—в заявлении при вступлении в кооператив, как это предусмотрено п. 16 Примерного устава ЖСК, впоследствии он был включен в ордер на кооперативную квартиру. Присмотрим­ся, однако, к делу поближе. Напомню вам, товарищи судьи, что ука­зание сына в заявлении, поданном в начале 1964 года при вступле­нии в кооператив, являлось для Маринина вынужденным, так как в то время он еще не состоял в зарегистрированном браке с Кулаги­ной, с которой в действительности намеревался проживать в коопе­ративной квартире, что подтверждается их совместной жизнью в течение вот уже более четырех лет. Что же касается включения Николая в ордер, то по этому поводу необходимо сказать следую­щее. Само по себе включение истца в ордер на кооперативную квартиру еще не создает для него право пользования спорной жилой площадью. Как разъяснил Пленум Верховного Суда СССР в п. 1 по­становления от 25 февраля 1967 года [3], основанием возникновения права на квартиру в доме жилищно-строительного кооператива явля­ется членство гражданина в кооперативе. В отличие от ордера, выда­ваемого по решению исполкома местного Совета депутатов трудя­щихся на право занятия жилого помещения в государственном доме (ст. 296 ГК РСФСР) [4], ордер на вселение в дом жилищно-строи- тельного кооператива имеет другую природу. Он не является распо­рядительным документом, дающим его держателю право требовать от наймодателя заключения письменного договора найма, в соот­ветствии со ст. 299 ГК РСФСР [5]. Выдача ордера члену кооператива представляет собой форму контроля исполкома за правильным рас­пределением жилых помещений в кооперативном доме, которое осуществляется высшим органом кооператива — общим собранием его членов (п. 29 Примерного устава). Именно поэтому иски членов кооператива о предоставлении в пользование жилого помещения, выделенного по решению общего собрания, могут быть предметом судебного рассмотрения, если исполкомом местного совета отказа­но в выдаче ордера, тогда как отказ выдать ордер на занятие жилого помещения в государственном доме подлежит обжалованию только в административном порядке (п. 2 постановления Пленума от 25 фев­раля 1967 года [6]. Член семьи пайщика ЖСК, включенный в ордер на кооперативную квартиру, приобретает право пользования ею лишь при наличии определенных условий: если он фактически проживает совместно с пайщиком ЖСК либо в случаях, когда разрешение на вступление в кооператив совместно с членами семьи обусловлено сдачей ранее занимаемой жилой площади. Ни того, ни другого в дан­ном случае нет: Николай Маринин ни одного дня не проживал со своим отцом в кооперативном доме, а поскольку он был призван в Советскую Армию в период проживания на государственной жилой площади, на которой оставалась его мать Воронова, он сохранил пра­во на эту 24-метровую комнату в силу п. 1 ст. 306 ГК РСФСР [7]. При таких обстоятельствах нельзя придавать правообразующего значения факту включения его в ордер на спорную кооперативную квартиру.

Необходимо при этом учесть также и следующее немаловажное обстоятельство. Спорная квартира размером 22 кв. метра из двух смежных комнат с весьма стесненными подсобными помещениями предназначена для заселения только одной семьей. Вселение в эту квартиру Николая Маринина, сохранившего право на комнату ма­тери, не только создало бы крайне тяжелые условия для проживания Маринина и Кулагиной, немолодых и больных людей, но было бы также не в интересах самого Николая Маринина. Правда, предста­вителем истца здесь было выдвинуто положение, что истцу лучше знать, в чем состоит его подлинный интерес. Это соображение за­служивает вашего пристального внимания, товарищи судьи.