Торжество закона (Дело Каневского С.Г.)

Каневский С.Г. был принят в члены ЖСК, и ему была предостав­лена двухкомнатная квартира и помещение для творческой мастер­ской, которые он занимал в течение ряда лет.

После осуждения Каневского С.Г. к лишению свободы прокурор г. Москвы обратился в суд с заявлением о выселении его из кварти­ры и творческой мастерской.

Возражая против требований прокурора, Каневский С.Г. в своем заявлении просил суд подтвердить его право на пользование кварти­рой и творческой мастерской.

Дело неоднократно рассматривалось в судах и после отмены ра­нее вынесенных решений принято к производству Московского го­родского суда по первой инстанции.

Товарищи судьи!

Приступая к выполнению своей задачи в ходе судебных прений — представлению заключительных соображений по существу спора, — я позволю себе прежде всего высказать твердое убеждение в правоте своего доверителя и в полной необоснованности требований, заяв­ленных прокурором, которые сегодня, в ходе судебного разбиратель­ства, были поддержаны им хЪтя и не в полном объеме, но по мотивам, не соответствующим фактическим обстоятельствам и по существу порочащим честь и достоинство моего доверителя. Я имею в виду заявление прокурора о его отказе от своих требований в части выселения Каневского С.Г. из квартиры ввиду отсутствия у него другого жилья и состояния его здоровья, хотя сам факт незаконного пpeдоставления ему этого помещения прокурор полагает доказанным, поскольку в такой «милости» мы не нуждаемся и твердо рассчитываем убедить суд в необоснованности требований и утверждений прокурора в полном объеме, оградив тем самым от наветов доброе моего доверителя, против принятия отказа прокурора от части требований мы категорически возражали, усматривая в этом существенную угрозу интересам Каневского С.Г. Своим определен вы, товарищи судьи, отказали прокурору в принятии его частичного отказа от заявленных требований и прекращении производства делу в указанной части, что позволило продолжить и завершить следование всех материалов дела в их совокупности, а сторонам и представителям выдвинуть свои соображения по всем аспектам этого сложного и не совсем обычного дела. Однако прежде чем перейти к анализу и разбору доводов прокурора, положенных в основание его требований, полагаю необходимым остановиться на некоторых особенностях дела, находящегося на рассмотрении суда, следованию обстоятельств которого было уделено столько внимания в течение трех дней судебного процесса. Выявление э’ характерных черт настоящего спора позволит, как я надеюсь, оп делить причины, по которым дело это вообще могло возникну а затем завершиться таким финалом, что потребовалось вмешательство высших органов прокурорского надзора и суда, дабы незаконные и необоснованные судебные решения, вынесенные ранее, бы отменены и дело вновь стало предметом судебного разбирательств Первой и весьма существенной особенностью настоящего процесса является постоянное и притом повышенное внимание пресс которая не просто освещала все перипетии так называемого  Каневского», что было бы само по себе вполне естественным и конным, поскольку этот юридический казус стал широко извест и привлек к себе внимание общественности. Нельзя, однако, не с метить, что интерес журналистов к судьбе Каневского зашел г столько далеко, что в своих публикациях они стремились инициировать действия прокурора по изъятию у моего доверителя кварти] и мастерской и нимало преуспели в этом, ибо непосредственно л еле выступлений печати прокурор обратился в суд с заявление в котором недвусмысленно сослался на «разоблачение» подлинно лица моего клиента на страницах газет и заявил в суде ходатайств о о приобщении этих публикаций к материалам дела. К сожалению, это ходатайство, вопреки категорическим возражениям с нашей стороны, было судом удовлетворено, и фельетоны стали материала­ми дела, что не могло не сказаться самым отрицательным образом на свободе формирования судейского убеждения. Подобную попыт­ку влияния на процесс отправления правосудия следует признать незаконным воздействием на судей, прямо запрещенным законом (ст. 7 ГПК РСФСР), о чем справедливо указано в протесте прокура­туры СССР по настоящему делу, а также в определении Верховного Суда РСФСР, отменившего ранее вынесенные решения об удовле­творении требования прокурора и обратившего дело к новому рас­смотрению. Следует подчеркнуть, что внимание печати к этому делу было столь пристальным и глубоким, что даже принесение протеста в порядке надзора подверглось осуждению; это, однако, не сказа­лось на судьбе дела, поскольку прокуратура СССР, последовательно отстаивая свою позицию, после отклонения протеста президиумом Московского городского суда обратилась в Верховный Суд РСФСР, который признал обстоятельства дела недостаточно исследованны­ми и отменил вынесенные по делу решения. И сегодня, подводя итоги тщательного рассмотрения всех обстоятельств этого весьма необычного дела, мы можем объективно оценить возникшую право­вую ситуацию, причем в обстановке, когда постороннее воздействие на судей можно считать исключенным.

Другой, и весьма немаловажной, особенностью дела следует при­знать то обстоятельство, что ответчиком здесь выступает лицо, при­знанное виновным и осужденное приговором суда к длительному сроку лишения свободы. И хотя приговор в дальнейшем был изме­нен, объем обвинения уменьшен и наказание существенно снижено, после чего Каневский С. Г. от дальнейшего пребывания в местах ли­шения свободы освобожден и сегодня участвует в судебном разбира­тельстве, нельзя не отметить, что факт его осуждения в уголовном порядке, не имеющий сам по себе какого-либо доказательственного значения по данному гражданскому делу, создает неблагоприятный фон и в известной мере осложняет для него условия борьбы за ут­верждение своей правоты перед судом. Позвольте по этому поводу прежде всего заметить, что законность и обоснованность приговора вызывает большие сомнения, почему он обжалован в порядке над­зора, и уголовное дело Каневского С.Г. в настоящее время находит­ся на проверке в прокуратуре СССР, так что вопрос о правомерности обвинения еще нельзя считать окончательно разрешенным. Но даже если Каневский на сегодня — лицо, осужденное в уголовном по­рядке, это обстоятельство никак не может укрепить позицию проку­рора и освободить его от процессуальной обязанности доказать обос­нованность утверждений, положенных в основание заявленных тре­бований о выселении Каневского из квартиры и мастерской. При этом необходимо учитывать последовательный демократизм нашего государственного и общественного строя, то важнейшее принципи­альное обстоятельство, что советское государство, даже имея дело с осужденным преступником, не может мстить ему, нарушая законы, им самим установленные, и обеспечивает все необходимые условия для разрешения дела на основе строжайшего соблюдения принципов социалистической законности. Следовательно, наличие у Каневского судимости, притом за действия, ни в коей мере не связанные с полу­чением им квартиры и мастерской, не должно рассматриваться как обстоятельство, отягчающее его процессуальное положение ответчи­ка, равно как не может освободить прокурора от неукоснительного соблюдения всех требований закона, как материального, так и про­цессуального, не может ни в малейшей степени снизить уровень требований к доказанности и обоснованности всех его утверждений по делу.

Наконец, предваряя обсуждение законности и обоснованности за­явленных требований по существу, нельзя не отметить то весьма суще­ственное обстоятельство, что судебные решения о выселении моего доверителя из квартиры и мастерской были предметом самой тщатель­ной проверки в прокуратуре СССР, которая в двух протестах в поряд­ке надзора поставила полусерьезное сомнение факты и соображения, которые прокурор г. Москвы выдвинул в качестве основания своих требований к Каневскому С.Г., равно как и систему юридической аргументации в пользу признания их обоснованными, представлен­ную прокурором при первоначальном рассмотрении настоящего дела и разделенную судом в решениях, ныне отмененных. Ситуацию никак нельзя назвать обычной: прокуратура г. Москвы продолжает отстаи­вать позицию, правомерность и убедительность которой вызывает критическое отношение у высшего органа прокурорского надзора!

Теперь я перехожу к разбору заявленных требований по сущест­ву, в сопоставлении их с доводами Каневского С.Г., считающего их совершенно необоснованными, а свою правоту по делу — доказан­ной и утвержденной. При представлении своих аргументов я намерен придерживаться того порядка, в каком исследовались соображе­ния противоборствующих сторон в ходе судебного разбирательства, что позволит, как я надеюсь, взвесить и оценить их сравнительную силу и значимость и облегчит вынесение решения по делу в строгом соответствии с требованиями закона.

Прокурор утверждает, что Каневский С. Г. был принят в члены кооператива в нарушение п. 6 Примерного устава, так как не нуж­дался в улучшении жилищных условий, а потому квартира ему была предоставлена будто бы незаконно. Этот тезис прокурор продолжает отстаивать, хотя и не поддерживает более своего требования о высе­лении моего доверителя из квартиры. Защищая свое право на поль­зование кооперативной квартирой, Каневский С.Г. категорически отвергает утверждения, будто бы при ее предоставлении был хоть в малейшей мере нарушен закон, стремясь тем самым оградить свою честь и достоинство от явно недвусмысленных посягательств.

При обсуждении этого вопроса, всесторонне и тщательно рас­смотренного в ходе разбирательства дела, был привлечен весьма об­ширный фактический и доказательственный материал, представ­ленный в виде многочисленных документов, а также в устных объ­яснениях лиц, участвующих в деле, и их представителей. Теперь имеется возможность подвести итоги аналитического исследования этого материала, скрупулезной проверки всех утверждений участни­ков процесса, в сопоставлении их между собой и с письменными материалами, носящими в значительной мере официальный харак­тер, поскольку они исходят от органов власти и управления. Карти­на минувших событий, как она ретроспективно выступает в резуль­тате анализа столь большого числа достоверных доказательств, сво­дится к следующему.

В столь далеком уже 1968 году, когда рассматривался вопрос о соз­дании жилищно-строительного кооператива «Художник-график», Каневский С.Г. был прописан в двухкомнатной квартире другого кооператива, пайщиком которого является его пасынок. Отношения между ними сложились весьма напряженные, вследствие чего мой клиент в квартире не проживал, а использовал для жилья помеще­ние мастерской на Тверском бульваре, той самой мастерской, кстати сказать, которая была освобождена Каневским С.Г. и сдана Художе­ственному фонду при получении квартиры и творческой мастер­ской, спорных по настоящему делу. Насколько тщательно проверя­лись условия, в которых фактически проживал мой клиент на протя­жении всех лет формирования кооператива (а следует при этом на­помнить, что с момента принятия первого решения о создании коо­ператива в 1968 году до получения его пайщиками ордеров в 1975 году прошло семь долгих лет), как внимательно подошли в исполкоме к этому вопросу, видно из объяснений представителя Отдела учета и распределения жилой площади в судебном заседании, который, поддерживая в целом позицию прокурора, пояснил в то же время, что документы о жилой площади Каневского С.Г., не вызывавшие какого-либо сомнения в своей достоверности, были не единствен­ными материалами, на основании которых исполком принял свое решение о включении его в состав членов — учредителей нового кооператива. Вы помните, товарищи судьи, те объяснения предста­вителя отдела, в которых он поведал о весьма редких на практике действиях, когда лично заместитель председателя исполкома совме­стно с инспектором неоднократно, как в летний, так и в осенне- зимний период, проверяли с выездом на место, где фактически про­живает Каневский С.Г., и установили, что в квартире своего пасын­ка он был только прописан, а жил в помещении мастерской, т.е. по существу в нежилом помещении.

Немалое внимание было уделено в ходе процесса анализу и ис­следованию тех документов, которые представил Каневский С.Г. в период, когда формировался кооператив, составлялись, рассмат­ривались и утверждались списки лиц, желающих в него вступить, готовились и принимались исполкомом решения, сначала — о реко­мендации моего доверителя в кооператив, затем — об утверждении его в списке учредителей и, наконец, о предоставлении ему кварти­ры, выделенной по решению общего собрания пайщиков, и о выда­че ордера на ее занятие. Позвольте прежде всего напомнить в связи с этим, что даже прокурор, занимающий неизменную позицию о «не­законности» предоставления квартиры, не выдвинул каких-либо обвинений в адрес Каневского С.Г. и признал, что все представлен­ные им документы содержали сведения, соответствовавшие дейст­вительности, что мой клиент сообщил правдивые и абсолютно дос­товерные данные о своих жилищных условиях и что руководящие органы кооператива — правление и общее собрание, а также испол­ком райсовета были правильно информированы обо всех обстоя­тельствах, связанных с рекомендацией и приемом Каневского С.Г. в кооператив, с предоставлением ему спорной квартиры и с выдачей ордера на нее. Особое внимание этот вопрос привлек в связи с тем, что представитель исполкома, подтвердивший достоверность пред­ставленных Каневским С.Г. сведений, его безусловную добросове­стность при этом, многократную проверку всей этой документации и законность вынесенных исполкомом решений, оказался в немалом затруднении, когда ему был предложен простой вопрос: почему же в таком случае он поддерживает позицию прокурора, его утверждения о неправомерности предоставления квартиры Каневскому С.Г.?!

Но если все данные, бывшие в распоряжении исполкома, пра­вильно отражали действительное положение вещей, если исполком никем не был введен в заблуждение и действовал, что называется, с открытыми глазами, то почему его решения 1968-1975 годов должны сегодня рассматриваться как неправильные, а потому не создающие будто бы для моего клиента права на квартиру в доме ЖСК «Художник-график»? На этот естественный вопрос отвечает как сам текст заявления прокурора, которым открывается настоящее дело, так и его ссылки в судебном заседании на то обстоятельство, что все решения исполкома, вынесенные в 1968—1975 годах в отно­шении Каневского С.Г., а также решения общего собрания пайщи­ков ЖСК, его касающиеся, были отменены исполкомом райсовета в 1981 году.

Ну что же, эти утверждения с чисто фактической стороны безус­ловно правильны, исполком действительно отменил как свои собст­венные решения, так и решения общего собрания пайщиков о приеме Каневского С.Г. в ЖСК и предоставлении ему спорной квартиры, вынесенные ранее, в годы, предшествующие его законному вселе­нию в дом ЖСК «Художник-график». Следует, однако, обсудить вопрос, что представляют сами по себе решения 1981 года, какова их юридическая природа и их последствия. Сделать это тем более необ­ходимо, что указания на эти решения — единственное по существу основание утверждений прокурора о якобы незаконном предостав­лении квартиры моему доверителю в 1975 году, утверждений, на ко­торых прокурор настаивает и сегодня, когда разбирательство дела по существу завершается, хотя логично вытекающее из такой позиции требование о выселении из квартиры более не поддерживает.

Необходимо прежде всего отметить, что исполком райсовета, осуществляя контроль за деятельностью жилищно-строительного кооператива, в соответствии со ст. 115 ЖК РСФСР, вправе отменить вынесенные общим собранием пайщиков решения, однако в том только случае, если такие решения противоречат законодательству.

Отмене подлежат только незаконные решения — таков общий прин­цип, подлежащий применению при оценке действий райисполкома, который через много лет после утверждения им решений общего собрания пайщиков ЖСК «Художник-график» счел возможным вновь вернуться к обсуждению этого давно решенного вопроса. Бы­ло бы естественно ожидать, что в столь нетривиальной ситуации, когда отменяются решения, вынесенные около 10 лет тому назад, будут выявлены и указаны серьезные нарушения закона и лица, по вине которых они были допущены, почему и оказалось необходи­мым пересмотреть ранее вынесенные решения, дабы закон был вос­становлен во всем его величии. Однако напрасно искать в решениях исполкома 1981 года какие-либо указания на отступления от требо­ваний закона при предоставлении Каневскому С.Г. возможности вступить в кооператив, когда многочисленные материалы, представ­ленные в исполком, тщательно и всесторонне были многократно проверены и только после этого он был признан нуждающимся в получении квартиры, которая была ему предоставлена в установ­ленном порядке. Обращает на себя внимание тот единственный мо­тив, которым руководствовался исполком в 1981 году при отмене решений, вынесенных ранее: отпали-де основания, по которым Ка­невский С.Г. принимался в члены ЖСК! А ведь такая мотивировка самым рельефным образом свидетельствует о том, что никаких за­конных оснований для отмены решений у исполкома не было и что сам факт отмены вызван изменением положения моего доверителя: уважаемый человек, профессиональная и общественная деятель­ность которого столь высоко ценились в то время, когда в немалой степени благодаря его усилиям был создан ЖСК «Художник- график» и построен дом повышенной комфортности, оказался ли­цом, нарушившим уголовный закон и понесшим за то тяжелое нака­зание. Как видно, тень уголовного приговора, вынесенного Канев­скому С.Г., совершенно явственно отразилась на позиции исполко­ма, который в 1981 году счел возможным пересмотреть многочис­ленные решения, вынесенные за много лет до этого, хотя никаких законных оснований для таких действий не имелось. Таким обра­зом, объективный анализ содержания решений исполкома 1981 го­да, на которые ссылается прокурор в обоснование своей позиции по делу, приводит к прямо противоположным выводам: решения, вы­несенные в 1968-1975 годах в отношении Каневского С.Г., ни в чем не отступали от требований законодательства, были приняты в соответствии с тщательно проверенными обстоятельствами на основе достоверных сведений, полностью соответствующих действительно­сти. Очевидно, именно поэтому представитель Отдела учета и рас­пределения жилой площади райисполкома признал их законными. Если при этом принять во внимание, что в члены Союза художников СССР Каневский С.Г. был принят только в 1971 году, т.е. после то­го, как в 1968—1970 годах был оформлен его прием в ЖСК «Художник-график», исключение его из творческого союза в 1981 году, на что ссылается прокурор, не может рассматриваться как обстоятель­ство, свидетельствующее о незаконности его принятия в коопера­тив, тем более что основанием для исключения Каневского С.Г. из Союза художников СССР явилось совершение им преступления, за которое он осужден, а не какие-либо нарушения при получении им квартиры в ЖСК «Художник-график».

Резюмируя изложенные соображения, я прихожу к твердому вы­воду, что тезис, выдвинутый в заявлении прокурора, о незаконности предоставления квартиры Каневскому С.Г. не нашел подтверждения в ходе судебного разбирательства и был полностью опровергнут, а правота моего доверителя и безупречность его поведения при по­лучении спорной квартиры полностью доказаны.

Коль скоро никаких неправомерных действий Каневского С.Г., а также должностных лиц Краснопресненского райисполкома при решении вопроса о предоставлении ему помещения в доме ЖСК «Художник-график» не установлено, отсутствуют основания для признания в соответствии со ст. 48 ЖК РСФСР недействительным ордера на квартиру, выданного моему клиенту в июне 1975 года. При этом следует также учесть, что требование о признании ордера не­действительным предъявлено с пропуском установленного законом трехлетнего срока исковой давности, что прокурор признал в судеб­ном заседании, а каких-либо уважительных причин для его восста­новления не имеется. Поэтому в требовании о признании ордера недействительным должно быть отказано также и вследствие исте­чения срока исковой давности (ст. 87 ГК РСФСР).

Теперь я перехожу к обсуждению правомерности требования о выселении Каневского С.Г. из квартиры, на котором прокурор более не настаивает, выдвигая при этом мотивы, которые мой доверитель справедливо считает этически недопустимыми и оскорбительными для него. Как я уже говорил, мы не желаем принять «милость», предлагаемую прокурором, который, ссылаясь на возраст, состояние здоровья и отсутствие у Каневского С.Г. какого-либо иного жилья, полагает возможным не настаивать на выселении его из квартиры. Нельзя не отметить при этом удивительную непоследовательность: если квартира была получена незаконно, как можно об этом забы­вать и соглашаться с правомерностью дальнейшего пользования ею! Однако дело состоит не только и даже не столько в логической несо­образности такой позиции, что очевидно, как я надеюсь, для всех участников процесса, а в плохо прикрытом желании попытаться спасти хотя бы что-нибудь из той конструкции, которая была вы­строена прокурором, причем не без влияния, и притом самого пря­мого, со стороны прессы, — конструкции, явно не выдержавшей ис­пытания при ее проверке в ходе судебного разбирательства, в сопос­тавлении с фактами и нормами закона.

Теперь я полагаю необходимым обратить внимание на то весьма красноречивое обстоятельство, что прокурор заявил свои требова­ния «в интересах» ЖСК «Художник-график», а кооператив — истец по делу — позицию прокурора не только не разделяет, но в своих письменных заявлениях, имеющихся в деле, а также устами своего представителя в судебном заседании категорически против нее воз­ражает, поясняя суду, что Каневский С.Г. — добросовестный пай­щик, не допустивший никаких нарушений при решении вопроса о приеме его в кооператив и предоставлении ему квартиры, а также в период эксплуатации дома ЖСК, председателем правления кото­рого он состоял в течение многих лет. И — что самое главное! — Ка­невский С.Г. из членов ЖСК никогда не был исключен и является пайщиком кооператива вплоть до настоящего момента. Но коль скоро мой доверитель как член ЖСК сохраняет право пользования квартирой, предоставленной ему на законных основаниях и в уста­новленном порядке, требование о его выселении находится в оче­видном противоречии с положениями ст. 124 ЖК РСФСР, п. 21 Примерного устава, ибо выселению из дома жилищно-строитель­ного кооператива подлежит только пайщик, исключенный из коопе­ратива. Как видно, и это требование прокурора, от которого он «вели­кодушно» отказался в судебном заседании, не только не основано на законе, но и прямо противоречит его предписаниям. Каневский С.Г. утвердил свою правоту и в этом случае, отвергнув «снисходитель­ность» прокурора и доказав противозаконность его позиции по во­просу о выселении из квартиры в доме ЖСК «Художник-график» добросовестного члена кооператива.

Мне остается представить соображения в отношении последней части заявленных требований — о выселении моего клиента из по­мещения творческой мастерской, соединенной с квартирой винто­вой лестницей (что было санкционировано для ряда квартир дома специальным решением исполкома Моссовета, имеющимся в деле) и составляющей с квартирой единое и неразрывное целое. И если от остальных требований прокурор, пусть нелогично и непоследова­тельно, отказался, то выселение Каневского С.Г. из мастерской он считает безусловным и необходимым. Чем же обосновывается это требование? Прежде всего прокурор указывает, что помещения для творческих мастерских предоставлялись членам Союза художников СССР, из которого Каневский С.Г. был исключен. Однако из мате­риалов дела следует, что мастерские предоставлялись не только чле­нам Союза художников, но также и другим художникам по ходатайст­ву различных организаций, и, в частности Московского объединен­ного комитета художников-графиков, что имело место в отношении Каневского С.Г. Поэтому исключение моего клиента из Союза ху­дожников СССР в 1981 году никоим образом не может рассматри­ваться как обстоятельство, свидетельствующее будто бы о незакон­ности предоставления ему мастерской в 1975 году. Как и с другими художниками, правлением ЖСК с Каневским С.Г. был заключен договор аренды творческой мастерской № 26, с которым тогда же согласился исполком райсовета, вынесший по этому вопросу специ­альное решение, причем в этих документах, исследованных судом, о членстве его в Союзе художников СССР не упоминалось. Следова­тельно, законность предоставления моему доверителю творческой мастерской в 1975 году, т.е. в то же время, когда был выдан ордер на кооперативную квартиру, по делу бесспорно доказана.

Однако, утверждает прокурор, в марте 1982 года общее собрание членов ЖСК приняло решение о расторжении заключенного с Ка­невским С.Г. договора аренды, поэтому он должен быть из мастер­ской выселен, даже если считать, что при ее предоставлении закон нарушен не был. Необходимо прежде всего отметить, что и в этом отношении ЖСК «Художник-график» против требования прокурора категорически возражал, причем представитель кооператива пояс­нил, что мастерская была предоставлена члену ЖСК художнику Ка­невскому С.Г. на законных основаниях, что никаких нарушений, означенных в п. 9 договора аренды, которые могли бы явиться осно­ванием для расторжения договора, он не допускал. Что касается решения собрания, принятого в марте 1982 года, то представитель кооператива пояснил, что оно было принято по требованию испол­кома, отменившего свое решение 1975 года, которым было утвержде­но распределение мастерских между художниками — членами ЖСК «Художник-график». Эти объяснения представителя ЖСК полностью соответствуют имеющимся в деле материалам и должны быть при­знаны достоверными.

Особое внимание привлек вопрос: предпринял ли кооператив какие-либо шаги для практической реализации решения общего собрания о расторжении договора аренды мастерской? При этом выяснилось, что, кроме формально принятого решения о расторже­нии договора аренды, ЖСК «Художник-график» не совершил ника­ких действий в целях изъятия помещения мастерской, в частности не обратился в суд с иском о расторжении договора, ибо в соответст­вии со ст. 169 ГК РСФСР односторонний отказ от договора не до­пускается. И дело не столько в том, что мастерскую технически не­возможно изолировать от квартиры, поскольку для такой операции потребовалось бы разобрать и заменить щиты перекрытий над поло­виной дома; главное в том, что ЖСК не видел оснований, по которым член кооператива художник Каневский С.Г. должен быть лишен мас­терской, законно им полученной и правомерно используемой, в ко­торой он в настоящее время, по возвращении в Москву, продолжает творчески трудиться. Если при этом принять во внимание, что требо­вание о выселении из помещения мастерской было предъявлено так­же с пропуском трехлетнего срока исковой давности, установленного ст. 78 ГК РСФСР, что обоснованность этого требования в судебном заседании по существу ничем не была подтверждена, я полагаю, что в его удовлетворении должно быть отказано.

В заключение своего выступления по этому сложному и необыч­ному делу я позволю выразить уверенность в том, что права и инте­ресы моего доверителя, основанные на законе и подтвержденные всеми материалами дела, будут защищены судом, его безусловная правота и доброе имя, поставленные под сомнение самим фактом возбуждения настоящего дела, найдут свое подтверждение в вашем решении, которым прокурору должно быть полностью отказано ввиду незаконности и необоснованности заявленных требований.

Решением суда прокурору г. Москвы в удовлетворении его требо­ваний было отказано и подтверждено право Каневского С.Г. на пользование квартирой и творческой мастерской в доме ЖСК «Ху­дожник-график».

Впоследствии обвинительный приговор по делу Каневского С.Г. был отменен, дело обращено к дополнительному расследованию и прекращено на основании ст. 208, п. 2 УПК РСФСР, т.е. ввиду не­доказанности его участия в совершении преступления.

Каневский С.Г. был полностью реабилитирован и, в частности, восстановлен в Союзе художников СССР.